В Омском Академическом театре драмы 11 марта состоялась премьера спектакля «Небо позднего августа»
В основе спектакля «Небо позднего августа» – три пьесы современных драматургов: «Как я простил прапорщика Кувшинова» Ивана Антонова, «Переспать с Леной и умереть» Тони Яблочкиной и «Небо позднего августа» Игоря Яковлева. Любители (и профессионалы) театра, которые ранее уже были знакомы с постановками Петра Шерешевского, заранее догадывались, что их будет ждать нечто необычное, новаторское, пронизывающее душу насквозь. Но мы, редакция ТОП24Омск, решили передать свои ощущения от увиденного как об откровении, как о некой параллельной жизни, отрывке мысли, чувства, о невидимом барьере, который порой не позволяет людям обрести себя.
Герои всех трёх историй — обычные люди, наши современники. Подростки, молодые пары, семьи, старики. Их взаимодействие совершенно не карикатурно, не гротескно, они органично проживают свою единственную жизнь. Точнее сказать, импровизируют свою единственную жизнь.
Ни в одной истории нет как такового вектора. В декорациях много белого, светлого пространства, заполненного электрической тягучестью, исходящей от людей. От близких людей, которые будничным тоном отвешивают словесные пощёчины домочадцам. Просто потому что могут. В век капитализма открывать душу широкой публике — неблагодарное дело. И, значит, дело того не стоит. А быть таким художником (творцом), которого может обидеть не каждый — это в какой-то степени предательство самого себя.
Выстраивание границ для человека, который по призванию не может себе позволить их иметь — нонсенс. Но это всё про «высшие материи». В реальности таких людей в лучшем случае будут считать чудаками и относиться снисходительно. А в худшем — никем не услышанный, осмеянный, человек создаёт в своей голове «идеальный» образ обидчика и мечтает добраться до него, чтобы набить морду, чтобы высказать за всё.
Типичные дачники, сердобольность, упрямая память о том, чего уже не вернуть. На дачах проблемы отцов и детей, как правило, обостряются ещё сильнее, чем в городе, пусть даже и под одной крышей. Вопрос «как выкорчевывать пень» сильно опережает первоочередную задачу — стоит ли рубить яблоню, которая была здесь всегда, но уже не даёт яблок? Да и кому нужны эти угодья, не продать ли их вообще? Старики сами — как продолжение своей дачи. На их руках память о строительстве дома, о каждой выполотой травинке, о каждом участке с насаждениями, обо всём, что тянулось здесь к небу годами, принося ко времени свои плоды.
Камера крупным планом — и лица замирают в непонимании — а что дальше? И на протяжении всего спектакля никто никому ничем не может помочь. Потому что проблемы людей — за пределами возможной посторонней помощи. Они разрешимы, в первую очередь, только изнутри. Получается, что все эти истории даже не о поиске себя, а о поиске внутренних ресурсов на поиск себя.
