Основатель сети аптек Олег Мирошник: «Свой шаг в медицину я считаю случайным, но правильным выбором»

«Сколько раз уже одиночным аптекам и небольшим сетям предрекали смерть, а они все живут»

Олег Мирошник, директор и собственник аптечной сети «Аптека Биомедсервис» и клиники «Биомедсервис», кандидат медицинских наук, профессор РАЕ. Наше интервью началось издалека, со времен Российской Империи, но этот основательный подход современного человека к своим корням только подчеркнул значимость того успеха, к которому он пришел. «История каждого человека предопределена политическими и историческими событиями. Все плывут по волнам истории…»

— Насколько я знаю, вы родом из Томска. Там прошло ваше детство?

— Родился в Томске, в 1965 году, в раннем детстве вместе с родителями переехал в Омск. Но это не так важно. Путь человека начинается не только из детства, но и с предков, которые нам известны хотя бы в обозримом прошлом. Которые пережили революции, войны, перестройку и другие серьезные исторические события. Кого-то исторические перипетии закалили, а кого-то отбросили назад. Из-за этого в роду появлялись некие прорехи, так называемые «родовые» травмы. В результате, на старте все люди оказываются в разных экономических и социальных условиях.

— Расскажете историю вашей семьи?

— Оба прадеда по материнской линии были из Сибири, из крестьян. Один прадед был коренным русским сибиряком, так называемым «чалдоном». Он не умел писать и читать, но при этом был сельским старостой в деревне на севере Новосибирской области. В его семье было 16 детей, но во время первой мировой и гражданской войн все сыновья погибли, осталось только пять дочерей и внуки. Вскоре он попал под раскулачивание и его с дочерями отправили на поселение в верховья реки Васюган, на Васюганские болота. С баржи всех сосланных высадили на безлюдный берег в тайге. Большинство из них первую зиму не пережили. Но прадед как-то смог выжить и спасти оставшихся членов семьи.

Сюжет другого прадеда не сильно отличается. В Сибирь, в Новосибирскую область, он попал до революции во времена столыпинских реформ, когда крестьянам европейской части России выделяли земли для освоения. То есть, тоже стал частью исторического процесса. Получил свой участок под ИЖС, можно сказать. Со временем создал ремесленную кожевенную мануфактуру. За что и был потом раскулачен и сослан с семьей безо всякого имущества за 500 километров к северу от своей деревни, на те же васюганские болота. Его бывший дом в советский период использовался под помещение сельсовета. От детей этих двух прадедов на лесоповале в деревне Сталинка, сформировалась новая советская ячейка общества.

По отцовской линии история с более прогрессивным развитием. Предки отца больше ста лет жили в селе на российских землях к востоку от Днепра, в так называемой Малороссии. В 1918 году благодаря Ленину Малороссия стала называться Украиной, а малороссы, в том числе мои предки, превратились в украинцев. Таким образом, мой отец — украинец во втором поколении. Искусственность выбора национальности запомнилась мне в момент получения советского паспорта, когда я должен был вписать русскую или украинскую национальность, по матери или по отцу. Интересно, что недавно на рынке появился генетический тест на национальность, у меня тест не показал даже следов «украинских» генов, что еще раз подчёркивает условность деления русской и украинской национальностей.

История отца служит примером типичного социального лифта советского периода. Отслужив в армии, он, как отличник строевой и политической подготовки, поступил в Томский политехнический институт, остался преподавателем, позднее был переведён в Омский политехнический институт, где всю жизнь и проработал в должности доцента, декана, положив начало поколению творческой интеллигенции в нашей семье. А моя мама работала в отделе кадров медицинского училища. Может, поэтому я оказался в медицине.

— А всё-таки, если говорить о вашем детстве, чем вы увлекались?

— Было много возможностей и занять, и проявить себя. Это были различные спортивные секции и кружки, коллекционирование старинных монет, фотография, музыкальная школа и многое другое. Школа с математическим уклоном дала мне многое. При этом, половина учеников в классе были хулиганы и шпана с района, другая половина — дети из интеллигентных семей. Но преподавали качественно для всех. В частности, литературу, физику, математику. Кто хотел, получал очень хорошее среднее образование. Уровень нашей подготовки я вспоминаю до сих пор. Когда я поступал в мединститут, на вступительном экзамене нужно было решить задачу по физике с расчётом энергии для вывода спутника на орбиту Земли. В школе нас учили мыслить нестандартно, поэтому я решил задачу с учетом уменьшения силы притяжения по мере набора спутником высоты, что поразило экзаменатора. Так что я уверенно могу сказать, что отличную базу дала мне школа.

— Почему выбрали медицинский вуз?

— Не знаю… родители посоветовали. Сфера на грани гуманитарной и технической наук, престиж может быть, сыграл значение. Меня интересовали биология, химия и другие предметы. Я ведь не был потомственным врачом. Довелось бы физикой или математикой заниматься, я бы и там пригодился. Свой шаг в медицину я считаю случайным, но правильным выбором.

— До поступления в институт у вас была необходимость зарабатывать?

— В школе? Какая необходимость школьнику зарабатывать? Я просто учился, но порой завидовал, когда слышал рассказы от нашей рабочей молодежи, что кто-то из них по ночам разгружает хлеб в магазине, или машины в таксопарке моет, или спекулирует по мелочам на городской «толкучке».

В институте уже подрабатывал и санитаром, и медбратом. Постоянно, с первого курса. Но моя склонность к индивидуализму всегда куда-нибудь да приводила.

— Вы застали распад Советского Союза ещё будучи в мединституте?

— Если считать официальным распадом Советского Союза 1991 год, то да. Тогда я уже закончил вуз, работал ассистентом на кафедре фармакологии и был свидетелем разрушения системы высшего образования. Помню, при очередном витке деноминации я, будучи молодым преподавателем, не нашел ничего лучше, чем «вложить» полученную зарплату в 3 литра сметаны, купленной «по старой цене» в студенческой столовой.

— Прямо сразу, с кафедры в бизнес?

— После института я немного проработал врачом-терапевтом, а потом начал заниматься бизнесом. В 90-е годы весь омский фармацевтический бизнес начинался с таскания лекарств сумками. Возили из тех мест, где можно было купить препараты, челноки везли лекарства вместе с прочим ширпотребом из Польши и сдавали их в государственные аптеки. Кто-то вез лекарства из Москвы, или покупал их на заводах. В аптеках был точно такой же дефицит, как и в продовольственных магазинах. Лицензирование оптовой и розничной торговли лекарствами началось только в 1993 году. Мой бизнес начался с тремя соучредителями но после первых денег мы, как водится, рассорились, а дальше я работал один.

Потом жажда приключений в 1994 году занесла меня в Йемен, где я проработал врачом в посольстве два года.

— Когда вы сказали про Йемен, я подумала о деревеньке с кучей аборигенов…

— Все так думают. Но приглашенные зарубежные врачи всегда работают в крупных госпиталях, куда направляют местное население, в том числе и из деревень.

— Вернулись в Россию, потому что командировка закончилась?

— Меня не хотели отпускать из посольства, но в России в это время появились перспективы развития бизнеса. Мои ровесники здесь уже процветали и легко зарабатывали деньги. Это было до кризиса 1997 года. И я хотел реализовать потенциал предпринимателя.

— Как вы начали реализовывать этот потенциал?

— Поскольку у меня есть медицинское и специализированное фармацевтическое образование, я смог углубиться в ассортимент продукции. Этим наша аптечная сеть и по сей день отличается от других аптек — у нас есть редкие препараты, мы понимаем особенности и коммерческие перспективы разных фармацевтических групп.

Сейчас у меня 5 аптек, это на первый взгляд мало, но по годовой выручке мы входим в топ-200 аптечных сетей.

Самое главное – не совершать глупых ошибок, учитывать обстоятельства, адаптироваться. Коммерческая деятельность – это постоянная адаптация к меняющимся экономическим условиям.

— Многие бизнесмены говорили, что в истории их успеха был момент обычного везения…

— Везение трудно назвать обычным. Когда-то того же Менделеева современники-журналисты высмеивали: «подумаешь, таблица элементов приснилась, за пять минут написал, делов-то». Но какая работа этому предшествовала, сколько лет труда, напряжения, чтобы такое приснилось! Поэтому везение, конечно, имеет значение, но в первую очередь, весь жизненный путь ведет к тому, чтобы это «везение» произошло в нужный момент и упало на подготовленную почву.

— Когда у вас получилось заработать хорошие деньги, куда вы их потратили?

— Я стал путешествовать по миру в качестве туриста, и в результате поддался на иллюзию справедливой и комфортной заграничной жизни. Этому способствовали и бизнес-стажировки в Америке, на которых нас не столько учили бизнесу, сколько перековывали мировоззрение, готовили, как сейчас говорят «иностранных агентов». Под влиянием этого и на романтичной волне я предпринял попытку переезда. И не куда-нибудь, а кардинально – в один из мировых курортных центров — австралийский город Голд Кост. Прожил там около года, сбросил розовые очки и вернулся.

— Что не понравилось?

— Вторичность статуса русского человека за рубежом. Уровень интеграции русских людей в других странах невысок. Хоть и считается, что мир един и все в нём равны, там понимаешь — кто-то всё же «равнее». Кроме того, бизнес на родине из-за моего отъезда оказался на грани закрытия. Что бы ни говорили бизнес-коучи о делегировании бизнеса, это применимо только в том случае, когда у вас уже масштабная компания с советом директоров, а малому бизнесу отъезд руководителя может нанести непоправимый ущерб.

— С заграницей понятно. А из Омска переехать не планировали?

— У меня не универсальная модель бизнеса. Он построен с учетом местного ассортимента, знания пациентов и врачей. Тиражировать такой бизнес можно, но сложно. И куда переезжать? Сочи, Москва, Питер? Я предпочитаю там отдыхать. Крайне мало примеров региональных фармацевтических бизнесов, которые успешно адаптировались в других городах.

— Сейчас у бизнесменов есть шанс создать прибыльный бизнес?

— У каждого есть шанс выйти на рынок и удержаться. Сколько раз уже одиночным аптекам и небольшим сетям предрекали смерть, а они все живут.

— Есть какие-либо особенности ведения такого бизнеса именно в Омске?

— Я думаю, что ситуация во всех городах примерно одинаковая. Сейчас аптеки живут в основном хитростями маркетинга, а не оказанием полноценной лекарственной помощи. Это искажение целей и задач аптечного дела. Но опять же, возвращаясь к вопросу о молодых бизнесменах, я считаю, что в любую сферу можно привнести новое, выделиться и проявить себя. Просто нужно учитывать различные стратегии, уметь идти на компромиссы, играть по правилам.

Аптечный бизнес не такой прибыльный, как может показаться. За последний год объём продаж в рублях вырос, но в упаковках уменьшился — это значит, что люди стали покупать меньше лекарств.

— Значит, стали меньше болеть?

— Увы. Это значит лишь то, что люди стали реже обращаться за помощью. Человеку нужно много лекарств и БАДов для поддержания здоровья. Если их потребление снижается, значит, человек не приходит к врачу и не получает советов по выбору нужных лекарств, или не может себе позволить купить необходимые препараты в достаточном объёме. Косвенно это отражает снижение доступности медицинской помощи.

— А сами следите за своим здоровьем?

— Конечно, слежу. Сдаю анализы, провожу обследование по поводу заболеваний моей группы риска. Для бытовой жизни очень полезно разбираться в медицине. Это не значит, что в перспективе ты обязательно дольше проживешь, но поддерживать себя нужно обязательно.

— Вы довольны выбором своего дела?

— Доволен. Это интересная профессия, дает себя проявить. Я стремлюсь следить за ассортиментом, расширять его новыми препаратами. У нас при аптеке на Декабристов, 45 работает клиника, которая является продолжением аптечной деятельности. Мы проводим там вакцинацию, медицинские процедуры, делаем капельницы и прочее, где можем отталкиваться от нашего специфического аптечного ассортимента. Стараемся создавать комфортные услуги для пациентов. Хотя медицинский бизнес существенно отличается от аптечного, и мы в нем еще не накопили достаточных компетенций.

— Сколько у вас сотрудников? Как отношения складываются?

— Суммарно человек 50. Отношения доброжелательные, я ведь понимаю, что хорошие сотрудники – это фундамент бизнеса. Работают люди подолгу, новые сотрудники появляются только когда кто-нибудь на пенсию или в декрет уходит. Сейчас в стране аптек стало много, а фармацевтов мало, особенно с хорошим образованием. Опять же, кадровая проблема существует в системе здравоохранения в целом. И мы столкнулись с дефицитом кадров по всем специальностям.

— Как вы считаете, с чего началась эта проблема?

— С тех самых носков, про которые я рассказывал. Когда на медицинской кафедре выдают «носки», а не достойную зарплату, о каком престиже профессии может идти речь? На кафедрах в постперестроечные времена стали появляться случайные люди, которым доверили подготовку студентов. Базовые медицинские знания они дать не смогли, и в итоге врачи вышли недоученные. Конечно, на кафедрах оставался костяк старых преподавателей, но видимо, этого было недостаточно. Сейчас мы наблюдаем отсроченный итог тех разрушительных процессов. Вопрос о качестве обучения и кадрах в медвузах понятен, на это сейчас направлено много внимания.

— Начали за здравие…

— А вернулись к тому же – что мы не сами по себе, а живем в конкретных исторических условиях, являемся производными этих процессов и должны это осознавать.

— Что пожелаете от себя лично молодым бизнесменам и предпринимателям?

— Чтобы рядом оказался мудрый человек, который сможет научить уму-разуму, помочь сформировать личность, социальный интеллект, мировоззрение, дать верные психологические установки. И напомню, что важно понимать, что все мы находимся в иллюзии заблуждений, от которых нужно избавляться. Это идет из семьи, из окружения, от общественного фона. Чем меньше останется заблуждений, тем полнее можно будет реализовать свои возможности.